...1941 год. Ожидается наводнение на участке Чеп-Чик, где начальником Новиков, известный всем зэкам садист. Заключенных, сотни ослабевших, истощенных людей, принуждают тащить тяжелые камни к дамбе — это несколько километров. Кто-то валится наземь, кто-то, придавленный глыбой, подбитый имевшим на него
зуб надзирателем, издает предсмертный хрип. Кто-то снимает рубаху и, превратив ее в мешок, взваливает в ней камни на плечи. Не тут-то было! Следует зуботычина, конвой сбивает с ног — тащить нужно только в руках! И все это при наличии на участке автотранспорта. Разве нельзя было загрузить его в телеги, благо и лошади в конюшнях застоялись? Сам Новиков, хмуря брови, наблюдает за медленно движущейся, спотыкающейся цепью. Жена его — врач, и по участку ходит крылатая фраза: "Новиков калечит, жена его мал-помалу лечит".Сидя в зале кинотеатра, когда шел фильм "Судьба человека", слышал я, как всхлипывали люди, проклинали фашистских извергов, и с горечью думал: "А кто жалел тогда нас?".
Бригадир Драбинин с участка "Тезка" прииска "Штурмовой" сбрасывал работяг с промприбора, промывавшего золотой песок. Они летели вниз с высоты нескольких метров. И все ради потехи. Не раз сталкивал он и меня, но я отделывался ушибами, а сколько людей он покалечил с одобрения начальства!
На прииске "Чкалов" забавлялись иначе. На заключенных, заболевших или ослабевших настолько, что они не могли выйти за зону в забой, составляли акт: накормлены по норме, одеты по сезону. Затем старший надзиратель Алексенко, следуя указанию начальника ОЛПа Казанчикова по кличке Салат, запрягал лошадь и садился в сани, держа наготове вожжи. "Отказчиков" привязывали за руки к саням, и Алексенко с гиканьем стегал лошадь. Так, волоком по снегу и льду, подкидываемые на буграх — а измерялся тот страшный путь километрами — несчастные жертвы доставлялись прямо к забою. Подвергшиеся дикой расправе, окровавленные, избитые, они долго после этого приходили в себя. Какие из них были после этого работники? Свалятся и лежат,
харкая кровью. Творилось такое в назидание другим. Не все выдержи¬вали подобную экзекуцию. Меня Бог миловал — я хотя и еле волочил ноги, но все же добирался до забоя.Начальник прииска "Чай-Урья" (в переводе с якутского, кстати, Долина Смерти) Чикин по утрам на разводе нередко отстранял лекпома от проверки и сам производил осмотр больных. Ясно видно: стоит перед ним дистрофик, а он с издевкой выводит на его животе химическим карандашом "Здоров". Тот в забое умирает. На совести Чикина сотни загубленных жизней.
1945 год, конец войны. 9 мая всех заключенных с работы отозвали в зону. Дали улучшенный по такому поводу обед. Вскоре начались досрочные освобождения уголовников, а нас, "врагов народа", перевели на еще более суровый режим. (З. Шифрин, "Печальная рапсодия")
