Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино! (Ю. Левитанский).
Я не хочу множить разговоры о «Глянце», которые давно отшумели в Сети, но должен заметить, что такой творческой дисциплины, которая царила на съемочной площадке у Кончаловского, мне ни разу не приходилось видеть на нашем развлекательном телевидении.
Недавно, на съемках новогодней передачи, когда я уже должен быть «отправиться в кадр» мне принесли костюм, пиджак и брюки которого были до того от разных людей, что я возопил: «Да кто же снимал мерки с этого урода!». Потом, когда в павильоне ждали одного меня и простаивала вся группа, принесли, наконец, искомые брюки. Они оказались заметно короче ног. Костюмерша, которая, кажется, впервые видела нитку с иголкой, взялась распускать их под истерические окрики администратора. Тут выяснилось, что собранный костюм придется отутюжить. Объявилась еще одна помощница, принесшая коробку с обувью – и в эту минуту упали все, кто стоял рядом. Оба ботинка оказались левыми.
У Андрея Сергеевича, наоборот, в группе нет взбалмошных и непрофессиональных людей, и актеры, конечно, свободны в высказываниях и предложениях. Но вот однажды эта "демократия" вылилась в ужасный гул, в котором начал тонуть негромкий голос Мастера. В разных углах павильона хохотали и суетились незанятые люди. У Кончаловского вдруг изменилось лицо. Он выдержал паузу, а затем, не повышая тона, веско сказал:
- Вы знаете, почему у нас кино такое говняное? Потому что у нас везде бардак.
В этот момент вся группа, не сговариваясь, сыграла последнюю сцену «Ревизора».
Впрочем, интернетовским мизантропам замечанием про «говняное кино» я наверняка дам пищу для дальнейших упражнений. Но тут я умываю руки. Я бесконечно благодарен Мастеру за радость репетиций и съемок. А о результате, конечно, вправе судить все.
Я не хочу множить разговоры о «Глянце», которые давно отшумели в Сети, но должен заметить, что такой творческой дисциплины, которая царила на съемочной площадке у Кончаловского, мне ни разу не приходилось видеть на нашем развлекательном телевидении.
Недавно, на съемках новогодней передачи, когда я уже должен быть «отправиться в кадр» мне принесли костюм, пиджак и брюки которого были до того от разных людей, что я возопил: «Да кто же снимал мерки с этого урода!». Потом, когда в павильоне ждали одного меня и простаивала вся группа, принесли, наконец, искомые брюки. Они оказались заметно короче ног. Костюмерша, которая, кажется, впервые видела нитку с иголкой, взялась распускать их под истерические окрики администратора. Тут выяснилось, что собранный костюм придется отутюжить. Объявилась еще одна помощница, принесшая коробку с обувью – и в эту минуту упали все, кто стоял рядом. Оба ботинка оказались левыми.
У Андрея Сергеевича, наоборот, в группе нет взбалмошных и непрофессиональных людей, и актеры, конечно, свободны в высказываниях и предложениях. Но вот однажды эта "демократия" вылилась в ужасный гул, в котором начал тонуть негромкий голос Мастера. В разных углах павильона хохотали и суетились незанятые люди. У Кончаловского вдруг изменилось лицо. Он выдержал паузу, а затем, не повышая тона, веско сказал:
- Вы знаете, почему у нас кино такое говняное? Потому что у нас везде бардак.
В этот момент вся группа, не сговариваясь, сыграла последнюю сцену «Ревизора».
Впрочем, интернетовским мизантропам замечанием про «говняное кино» я наверняка дам пищу для дальнейших упражнений. Но тут я умываю руки. Я бесконечно благодарен Мастеру за радость репетиций и съемок. А о результате, конечно, вправе судить все.
