«Ведь это же ужас! Табуном - устранение жизнеразностей! Все прижаты друг к другу. Никаких перегородок. От такой духовной тесноты дышать невозможно… Ужас! Ни одной личности, только «мы» мычат, какие-то страшные майнридовские всадники без головы.. Табуны! Никогда и нигде табуны в истории ничего не творили… Мне страшно быть среди них, ведь это же не люди! Я задыхаюсь от дыхания этих миллионов кукол. Я не могу быть среди них… У форточки, держась за решетку буду висеть, пока не свалюсь мертвым. Умру, если они захотят меня отсюда оторвать… Мое «я» они в плен не возьмут…»
(А.Белый, 1905)
(А.Белый, 1905)
Такого истошного крика я никогда не слышал. Людей надували и обирали много раз. И я понимаю, почему рождается недовольство. Но такие ноты не могла бы взять и Има Сумак. Тётки орали так, что у меня засвербело в ухе. Директор говорил мне по телефону, что люди сдают билеты, потому что не верят, что я – это я, и что я на самом деле на всех парах мчусь к Харькову.
В Борисполе я был уже в 7 утра. Рейс на Харьков объявлен был в 8.15. Получив посадочный талон, я выпил кофе, устроился в комнате, которую, наверное, предвидя задержку, предложили мне в VIP-зале. Первая задержка была объявлена через час. Вторая – через два. В 16.00 рейс отменили. До Харькова ни много ни мало – 450. Через полчаса у козырька уже стояла машина. Другого пути, кроме как на Харьков у меня не было. Мы мчались сквозь туман на скорости, за которую нас не простил бы ни один гаишник. Но Артемка – парень опытный, замедлял ход там, где обычно они несут свою нелегкую службу. Про украинские дороги молчу. У нас – не лучше. Ах, если бы не туман!..
На дверях харьковского концертного зала заблаговременно вывесили объявление «Все авиарейсы отменены. Концерт состоится. Артист в пути. Выехал машиной». В 19.15 запахло бунтом. «Шифрин – не настоящий. Собрали денег. И уже никогда не вернут». В 19.30, когда опять появилась связь, меня соединили с единственным среди бунтовщиц мужчиной. К сожалению, революционный подъем всегда мешает слышать. За женским криком терялись его вопросы и мои ответы. Часть зрителей, которая на один вечер могла бы стать публикой, захотела быть толпой.
Я был в Харькове в 21.20. Почти ничего не соображая из-за трехдневного недосыпа, от дорожной тревоги и недобрых предчувствий, я влетел в гримерку. Когда я вышел на сцену, зал встал.
Я знаю, что плакать в моем возрасте стыдно. Правда, заставлять себя ждать не менее некрасиво...
Такого концерта у меня давно не было. Кажется, я был готов ответить на вопрос "Что такое счастье". На финальной песне зал снова встал. И я понял, что еще минута, и я растекусь...
Всё – непросто. Осуждать тёток не буду. Их обирали и надували много раз. Беда в том, что в толпе за ними никого не услышать. И я опасаюсь этих тёток в толпе.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →