"Молчи!" - кричал Виктюк на репетиции. - Мне Бог диктует". В минуты этой диктовки я не узнавал своего учителя и ждал, когда Бог устроит мне хотя бы маленький диктант. Мне тоже хотелось преобразиться: рвать и метать, кричать как оглашенный, и в минуты такой одержимости совершенно перестать быть собой: близоруким, сутулым и некрасивым, каким однажды сподобился увидеть себя в трюмо.
Актерская судьба вывалила на меня много портретов: я едва успевал принять на них улыбку, которая делала их всех неотличимыми друг от друга, а меня защищала от опасности увидеть на них себя.
Я всё ещё жду своего диктанта - многие, даже здесь на Фейсбуке, обещали мне ускорить эту городскую контрольную - вместе с новыми ролями, великими монологами, восхитительными пьесами: я давно научился ждать и теперь на раз умею изображать беззаботность. Потом я научился делать вид, что у меня еще в запасе изрядный кусок Вечности.
Мальчик с негроидным прикусом затаился во мне в ожидании, что уже скоро сквозь облака на него просыпятся слова Божественного диктанта.
Однажды в лукавой писанине Луизы Хей я увидел совет в трудную минуту приласкать в себе ребёнка. Но я погибаю от такой патоки и уже не могу смотреть на этот засахарившийся портрет.
Вчера я остановил очередного фотографа в зале. Мне показалось, что похожих изображений уже довольно.
Я всё ещё не теряю надежды дождаться фотосессии в минуту, когда начнется Диктант.
